Особый интерес вызывает сопоставление рассматриваемых обязательств с четырьмя институтами. Первый из них — обязательства вследствие неосновательного обогащения.
Подтверждение определенной близости negotiorum gestio к выделенному теперь в гл. 60 ГК неосновательному обогащению можно было обнаружить в дореволюционной судебной практике, а также в судебной практике периода действия Гражданских кодексов РСФСР 1922 и 1964 гг. Как уже было показано, столкнувшись с отсутствием в законодательстве норм, посвященных negotiorum gestio, суды сочли возможным распространить на такого рода отношения, пользуясь аналогией закона, нормы, регулирующие обязательства из неосновательного обогащения.
Подтверждение определенной связи обоих институтов можно усмотреть теперь в ст. 987 ГК. Достаточно указать на ее название: «Неосновательное обогащение вследствие действий в чужом интересе». А в самой статье содержится указание на необходимость применения к одному из случаев действия в чужом интересе не гл. 50, а именно правил, предусмотренных в гл. 60 ГК «Обязательства вследствие неосновательного обогащения».
И все же нормы гл. 50 ГК отнюдь не превращаются в специальные по отношению к включенным в гл. 60 ГК. Иначе и не может быть уже потому, что регулируемые названными главами отношения являются антиподами. Достаточно указать в этой связи на то, что в отличие от обязательств вследствие неосновательного обогащения, признаком которых, как вполне обоснованно отмечал А.Л. Маковский, является «в широком смысле слова НЕЗАКОННОСТЬ (выделено мной. — М.Б.) обогащения» <*>, обязательство, о котором идет речь, возникает из прямо указанного в таком качестве в законе основания — действия в чужом интересе без поручения. При этом одним из непременных условий возникновения обязательств по ст. 980 ГК как раз и служит, на что уже обращалось внимание, именно правомерность действий.
———————————
<*> Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (глава 60) // Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая. Текст. Комментарий. Алфавитно-предметный указатель. М., 1996. С. 593.
Нормы гл. 60 ГК не являются точно так же «запасными» по отношению к нормам гл. 50 ГК. «Запасные», «общие нормы» могут применяться субсидиарно только в случаях, когда специальных, регулирующих те же отношения норм не хватает. Иная ситуация имеется в данном случае. Речь идет не о восполнении пробела в правовом регулировании какого-либо частного вопроса, а о квалификации соответствующих отношений как таковых. Имеется в виду, что хотя они и совершаются в чужом интересе, на эти отношения в силу их определенных особенностей распространяется иной правовой режим — тот, который предусмотрен для обязательств из неосновательного обогащения.
Обязательства, предусмотренные гл. 50 и 60 ГК, в равной мере относятся к числу недоговорных, и, более того, в четырехчленной классификации обязательств (по признаку их оснований) они оказались бы в одной и той же группе — обязательств квазидоговорных.
Составляющая существо обоих обязательств возможность заявления требования, которая предоставляется соответственно гестору (в обязательстве из действий в чужом интересе) и потерпевшему (в обязательстве из неосновательного обогащения), имеет в виду в равной мере восстановление определенной эквивалентности во взаимоотношениях сторон. Соответственно предметом требований служит в обоих случаях компенсация утраченного. Не случайно, что именно по этой причине один из самых распространенных вариантов неосновательного обогащения — уплата недолжного — вместе с тем фигурирует и в ст. 980 ГК в виде возможной цели действий в чужом интересе без поручения. Речь идет о содержащемся в этой статье указании в качестве примера соответствующих действий, влекущих за собой предусмотренные в гл. 50 ГК последствия, на исполнение гестором обязательства доминуса.
А.Л. Маковский весьма удачно использовал для выражения сути неосновательного обогащения (кондикционных обязательств) формулу «верни чужое» <*>. Между тем эта формула явно неприемлема для обязательств, предусмотренных гл. 50 ГК, уже по той причине, что здесь вообще нет места возврату. То, чего требует гестор, предполагается никогда ему не принадлежавшим. И если использовать столь же лаконичную формулу применительно к рассматриваемым обязательствам, она приобретет иной вид: «оплати оказанную тебе услугу, хотя ты ее и не заказывал».
———————————
<*> Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения. С. 593.
Сопоставляя рассматриваемые обязательства, В.А. Рясенцев подчеркивал, что «случаи неосновательного обогащения характеризуются: 1) недостаточным правовым основанием для получения одной стороной выгод за счет другой; 2) отсутствием намерения у лица потерпевшего доставить выгоду, обогатить другое лицо; 3) возникновением обязательства на стороне обогатившегося, независимо от воли потерпевшего, а лишь в силу неосновательного перемещения ценностей, неоправданного получения одним лицом за счет другого. Противоположные признаки мы находим в случаях ведения дела другого лица без поручения, но в его интересах» <*>.
———————————
<*> См.: Рясенцев В.А. Ведение чужого дела без поручения. С. 102.
Из перечисленных выше автором трех признаков (число их можно было бы и увеличить) есть все же один, который в конечном счете может сам по себе считаться достаточным для разграничения соответствующих обязательств. Это убедительно показала Е.А. Флейшиц. Она обратила внимание на то, что «субъективный момент: наличие или отсутствие намерения действовать в чужом интересе — является основным признаком для различения деятельности в чужом интересе без поручения, с одной стороны, и неосновательного обогащения — с другой. В зависимости от наличия или отсутствия такого намерения разрешаются и все остальные вопросы взаимоотношений сторон» <*>.
———————————
<*> Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951. С. 231.
Свое утверждение Е.А. Флейшиц проиллюстрировала на конкретных примерах. Так, ею было обращено внимание на то, что «осуществляющий деятельность в чужом интересе действует намеренно в интересах другого лица. Поэтому за ним должно быть признано право на возмещение ему произведенных в интересах другого лица расходов, но не выгод, которые получило это другое лицо. В то же время право на возмещение произведенных расходов должно быть признано за ним, хотя бы другое лицо выгод не получило.
Вместе с тем в случаях деятельности в чужом интересе без поручения есть все основания требовать от того, кто такую деятельность осуществляет, не меньшей осмотрительности, чем та, которую он проявляет в своих делах».
Иным, указывала Е.А. Флейшиц, является положение, в котором оказываются стороны применительно к неосновательному обогащению: «Потерпевшим в этих случаях является лицо, полагавшее, что оно действует в своих интересах. Его требования к другому лицу возникают, если его действия создали выгоду для другого за счет невыгоды для него самого. Он вправе потребовать выдачи ему этой выгоды» <*>.
———————————
<*> Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. С. 231.
Позднее описанную позицию автора разделил законодатель, формулируя указанную выше ст. 987 ГК. Специально предназначенная для того, чтобы вывести одну из ситуаций, имеющих отношение к действиям лица в чужом интересе без поручения, за рамки гл. 50, эта статья использует именно отмеченный признак: то, что имеются в виду действия, непосредственно не направленные на обеспечение интересов другого лица. А в подтверждение того, что речь идет именно о «намерениях», в качестве примера указан случай, когда совершившее соответствующие действия лицо ошибочно предполагало, что действует в своем интересе.
В годы, когда считалось возможным применение к последствиям действий в чужом интересе норм о кондикционных обязательствах, это объяснялось, на что уже обращалось внимание, использованием аналогии закона. Между тем аналогия закона как таковая представляет собой все же лишь вынужденную меру, которая далеко не всегда способна устранить негативные последствия соответствующего пробела. В данном случае это приводило к тому, что лицо, совершавшее в чужом интересе без поручения действия, которые заслуживают по своему характеру в виде общего правила поощрения, не получало необходимой правовой защиты, если только такие действия и их результат не укладывались в рамки обязательства из неосновательного обогащения (в качестве примера можно назвать ситуации, при которых действия лица в чужом интересе имели целью предотвращение вреда, угрожавшего жизни или здоровью).
Теперь о втором, тесно связанном с первым институте — договоре поручения. Необходимость такого сопоставления возникает лишь тогда, когда по своему характеру совершаемые третьим лицом действия не являются исключительно фактическими уже потому, что эти последние заведомо находятся за пределами договора поручения.
Подобно тому как это имеет место применительно к договору поручения, и в обязательстве, регулируемом гл. 50 ГК, речь идет о действиях, совершаемых лицом, которое замещает определенным образом другого. И хотя ст. 971 ГК специально не оговаривает необходимость совершения действий поверенным в интересах доверителя, в этом нет нужды, поскольку требования к поверенному определяются договором, в согласовании которого участвовал доверитель. В том и в другом случае предметом выступает оказание услуг и соответственно их оплата, которая включает по крайней мере возмещение понесенных расходов.
Необходимость сопоставления negotiorum gestio с договором поручения предопределяется уже тем, что конститутивным признаком предусмотренного гл. 50 ГК обязательства служит «отсутствие поручения». Соответственно такое сопоставление имеет значение прежде всего для выявления различий, в конечном счете явившихся результатом того, что одна из моделей рассчитана на действия «по поручению», а другая — «без поручения».
Так, в частности, первая из этих двух моделей предполагает необходимость совершать действия, укладывающиеся в заранее согласованные, закрепленные в договоре параметры, в то время как применительно к рассматриваемому обязательству речь идет о совершении действий, которые только должны породить долг. По этой причине оценка совершенных действий необходима в подобных ситуациях для признания обязательства возникшим.
Договор поручения, являющийся по сути договором о представительстве, направлен на совершение поверенным действий от имени доверителя, в то время как гестор своими действиями установить юридическую связь между третьими лицами и доминусом не может. Указанного результата можно достичь только путем использования иных правовых институтов, притом в порядке и на основаниях, указанных законом.
Существует также определенное несовпадение и в предмете обязательств, возникающих соответственно из действий в чужом интересе и из договора поручения. Фактические действия в указанном договоре используются только в качестве возможного дополнения к действиям юридическим, а при negotiorum gestio те же фактические действия являются таким же самостоятельным предметом обязательств, как и действия юридические <*>. Именно это позволило, в частности, выделить в составе действий, охватываемых соответствующим обязательством, действия в целях предотвращения вреда, которые чаще всего как раз и являются фактическими по характеру.
———————————
<*> В.А. Рясенцев полагал, что «действия исполнителя всегда являются юридическими, так как порождают юридические последствия в виде установленного между ним и заинтересованным лицом гражданского правоотношения, именуемого обязательством из ведения чужого дела без поручения» (Рясенцев В.А. Ведение чужого дела без поручения. С. 111). Автор почему-то не принял во внимание существование в качестве соответствующих юридических фактов наряду с юридическими действиями и юридических поступков, к числу которых как раз и относятся фактические действия. Указанное деление последовательно проводилось в дореволюционной литературе, притом именно применительно к negotiorum gestio (см. об этом, в частности: Гражданское уложение. Книга пятая. Обязательства. С объяснениями. Том пятый. С. 340).
Вопрос о соотношении negotiorum gestio с третьим по счету институтом — представительством как таковым возникает, естественно, лишь тогда, когда совершенные гестором в чужом интересе действия выражаются в заключении сделки (сделок).
Следует в этой связи указать на особый характер, который в данном случае имеет соотношение со смежным институтом. Если применительно к неосновательному обогащению и договору поручения имелись в виду конкурирующие модели, то в рассматриваемом случае такого рода конкуренция исключается. Представительство охватывает отношения внешние, связывающие гестора и (или) доминуса с тем третьим лицом, с которым была совершена сделка. В отличие от этого negotiorum gestio в соответствующих случаях имеет в виду исключительно внутренние отношения, складывающиеся между тем, кто совершает сделку (гестором), и тем, в чьих интересах сделка совершена <*>.
———————————
<*> В свое время А. Гордон рассматривал представительство и negotiorum gestio, названное им, как уже отмечалось, «фактическим представительством», как однопорядовые явления. Соответственно предлагалось считать, что negotiorum gestio есть «представительство одного лица другим помимо всякого строго юридического основания» (Гордон А.О. Указ. соч. С. 152). Эта идея была дружно отвергнута современными ему авторами. Так, Н.О. Нерсесов уличал А.О. Гордона в том, что он, «говоря, что существо negotiorum gestium состоит в установлении известных обязательственных отношений между гестором и доминусом, вслед за этим совершенно непоследовательно называет этот институт представительством» (Нерсесов Н.О. Понятие добровольного представительства в гражданском праве. М., 1878. С. 62). Справедлив был и другой упрек в адрес А.О. Гордона: «Он не учитывает, что при любом виде представительства определяющее значение имеет воля принципала, которая при negotiorum gestio заведомо отсутствует» (там же).
Интересной была позиция составителей проекта Гражданского уложения. Выступая против «фактического представительства», они считали, что это «вызывает НЕВЕРНУЮ МЫСЛЬ (выделено мной. — М.Б.), будто гестор представляет личность хозяина, т.е. действует от его имени, тогда как на самом деле гестор действует от своего имени, но лишь в интересах хозяина» (Гражданское уложение. Книга пятая. Обязательства. С объяснениями. Том пятый. С. 350). В течение определенного времени исходные позиции «фактического представительства», как можно было думать, разделял О.С. Иоффе. Так, в одной из своих работ он подчеркивал, что «тот, кто принимает на себя ведение чужих дел без поручения, при точном соблюдении соответствующих условий фактически действует как представитель, хотя он не вступал в соглашение с представляемым и не получал от него никаких полномочий. Поэтому к нему должны быть предъявлены те же требования, что и к представителю, и, в частности, такое важнейшее требование, как обязанность во всем сообразовывать свои действия с интересами представляемого. С другой стороны, к лицу, ведение дел которого без поручения кто-либо принял на себя, должны быть предъявлены те же требования, что и к представляемому в обычных отношениях по представительству. Это означает, что данное лицо становится участником установленных для него правоотношений и обязано возместить связанные с их установлением расходы» (Иоффе О.С. Советское гражданское право. 1975. С. 214).
Против конструкции «фактического представительства» в наше время выступил В.А. Рясенцев. Среди прочего он обратил внимание на то, что, даже если согласиться с указанным понятием, «нельзя, однако, считать фактическим представителем гестора, когда он, не заключая никаких сделок, сам лично осуществляет определенные действия, необходимые для доминуса, например, производит починку протекающей крыши, ставит упавший забор и т.д… Здесь нет фактического представительства, поскольку отсутствует замещение представляемого по отношению к третьим лицам. В связи с этим создаются непосредственные отношения между исполнителем и заинтересованным лицом. Вместо трех фигур, характеризующих представительство, здесь налицо только две» (Рясенцев В.А. Ведение чужого дела без поручения. С. 115 — 116).
Наряду с неосновательным обогащением, договором поручения и представительством интерес может иметь сопоставление negotiorum gestio с обязательством вследствие причинения вреда (гл. 59 ГК). Соответствующему вопросу посвящена ст. 988 ГК, в силу которой отношения по возмещению вреда, причиненного действиями без поручения заинтересованному лицу (т.е. доминусу) или третьим лицам, регулируются правилами, предусмотренными гл. 59 ГК («Обязательства вследствие причинения вреда») <*>.
———————————
<*> Отсылка к гл. 59 ГК означает исключение соответствующих отношений из сферы действия гл. 50 ГК. По указанной причине, в частности, ст. 980 ГК не может иметь прямого отношения к случаям причинения вреда гестором. Прежде всего это относится к ответственности гестора перед третьим лицом. Имеется в виду, что по отношению к последнему гестор выступает как обычный причинитель вреда. Что же касается случаев, при которых в роли потерпевшего выступает доминус, то «заботливость и осмотрительность», очевидно, не будут иметь значение, хотя бы тогда, когда гестор причиняет вред как владелец источника повышенной опасности, несущий ответственность по этой причине независимо от своей вины.
Отсутствие подобной отсылочной нормы в гл. 49 ГК, посвященной договору поручения, объясняется тем, что действия поверенного осуществляются во исполнение полученного от доверителя поручения. Дав поручение, доверитель принимает на себя риск, связанный с исполнением поручения, разделяя его в определенных случаях с поверенным. Гестор, осуществляющий действия исключительно по своей воле, тем самым принимает на себя связанный с этим риск, и тогда не имеет значения, кто выступает в роли потерпевшего — сам ли доминус или третье лицо. И все же на этот счет есть специальная норма в составе института, урегулированного гл. 59 ГК. Речь идет о последствиях причинения вреда в состоянии крайней необходимости. Его признаком ст. 1067 ГК считает причинение вреда для устранения опасности, угрожающей либо самому причинителю, либо третьим лицам. Особенно важно подчеркнуть, что опасность, о которой идет речь, должна быть именно той, которая могла быть устранена только принятыми причинителем действиями. Нет сомнений в том, что в таком положении может оказаться и гестор, например участвующий в спасании жителей дома от затопления.
В подтверждение можно сослаться на случай из судебной практики. Стремясь избежать наезда на пешехода, переходившего улицу на красный свет (как оказалось впоследствии, находившегося в нетрезвом состоянии), водитель автомашины был вынужден свернуть на встречную полосу. Это повлекло за собой столкновение с едущими навстречу автомашинами. И как результат — человеческие жертвы (гибель двоих) и разбитое транспортное средство. При этих условиях, указав на отсутствие у водителя возможности избежать аварии, суд посчитал возможным возложить обязанность возместить вред на самого пешехода, признав его, таким образом, лицом, в чьем интересе действовал водитель автомашины <*>.
———————————
<*> Дело Мытищинского городского суда (Московская область) N 4у-1056/001.