§ 2. Классификация объектов преступлений
Как известно, всякая классификация должна производиться на основе определенного рода правил. Применительно к классификации объектов преступления наиболее актуальными в настоящее время являются следующие четыре требования:
1. Объекты преступления классифицируются по признакам и их носителям (вещам). В отличие от носителя, признак, представляя собой «показатель, знак, посредством которого можно узнать, определить что-либо», не способен к самостоятельному существованию в пространстве и во времени и всегда является принадлежностью какой-то вещи, по отношению к которой он не должен ни отождествляться, ни противопоставляться. К сожалению того и другого в существующем ныне учении об объекте преступления (как, впрочем, и в уголовно-правовой науке в целом) избежать не удалось, в связи с чем возникает необходимость внесения уточнений в так называемую классификацию объектов преступления по вертикали, согласно которой они подразделяются обычно на общий (генеральный), родовой (групповой, видовой, специальный и т.п.) и непосредственный (конкретный) объекты посягательства. Заметим, что она получила по сути дела общепризнанный характер и приводится почти в каждой учебной и научной работе, изданной в нашей стране за последние полвека и посвященной проблеме объекта преступления. Не останавливаясь на особенностях решения вопроса отдельными авторами, в частности, по поводу того, сколько видов (три, либо больше или меньше) предполагает такая классификация, обратим внимание на ее основание.
Между тем, ссылка на философские категории в этом случае не совсем корректна. Дело в том, что в философии взаимосвязь указанного категориального ряда имеет совсем иной характер, чем тот, который фиксируется в уголовно-правовой науке применительно к соотношению общего, родового и непосредственного объектов посягательств. Общее и особенное, если следовать философским воззрениям, ни в коем случае не должны противопоставляться отдельному, поскольку они — общее и особенное — существуют как составная часть, сторона, признак отдельного. Следовательно, об аналогии нужно было бы вести речь тогда, когда общий (общее) и родовой (особенное) объекты рассматриваются как составная часть, сторона непосредственного объекта посягательства (отдельного). Так как в философии не отдельное включается в особенное и общее, а напротив, общее и особенное признается частью отдельного, то, очевидно, следует констатировать: приводимые юристами характеристики взаимосвязи общего, родового и непосредственного объектов посягательств не только не соответствуют, но и, более того, противоречат взглядам философов на соотношение категорий общего, особенного и отдельного.
При анализе причин возникающих разногласий нет необходимости доказывать, что, раскрывая взаимосвязь выделяемых видов объектов преступлений, сторонники данной классификации фактически подразумевают соотношение не общего — особенного — отдельного, а другого категориального ряда: элемента, подсистемы и системы (или близкого им ряда: части и целого). Вся совокупность объектов преступлений, имеющая место в действительности, на самом деле предстает перед нами не общим объектом посягательства, а некоторой системой (целым), в рамках которых могут быть выделены определенные подсистемы и элементы (части). Роль подсистемы, очевидно, играет любая разновидность объектов преступлений, включающая в себя однородные по направленности посягательства. Отдельно взятый объект преступления выступает как элемент системы объектов в целом и, одновременно, какой-то ее подсистемы. Стало быть с позиций той взаимосвязи, которая фактически обнаруживается в существующих ныне представлениях о соотношении названных видов объектов, нет никаких оснований говорить об общем, родовом и непосредственном объектах преступлений. Более того, в данном случае не должна идти речь о классификации как таковой, поскольку анализ системы, подсистемы и элемента предполагает предметом изучения не виды объектов преступлений, а совсем иное: их иерархию, для которой главной является характеристика не горизонтальных (как имеет место при классификациях), а именно вертикальных связей, отношений целого и части.
Раскрывая содержание понятия объекта преступления, можно использовать установленные философией закономерности соотношения категорий общего, особенного, индивидуального и отдельного. Однако при этом было бы большой ошибкой не учитывать, что в качестве отдельного должны признаваться сами объекты, в то время как роль общего, особенного и индивидуального способны играть уже не объекты, а признаки, свойственные им. Общим правомерно обозначать те признаки, которые повторяются в каждом без исключения объекте посягательства. Особенным — признаки, присущие не всем, а лишь какой-то части объектов преступлений. Индивидуальным — признаки, принадлежащие одному объекту и отсутствующие у всех других объектов. Давая определение объекта преступления, можно ограничиться указанием на повторяющиеся в каждом объекте признаки, в результате чего мы получим общее понятие объекта преступления, которое согласно известному закону логики об обратном соотношении между содержанием и объемом понятия будет самым бедным по содержанию (включать в себя лишь те черты, которые имеются у всех объектов преступлений) и самым большим по объему (распространяться, подразумевать всякий объект преступления вне зависимости от его родовой и индивидуальной специфики). Дополнив общее какими-то особенностями, характерными для той или иной группы объектов преступлений, мы тем самым сформулируем видовое (групповое, специальное и т.п.) понятие объекта преступления, отличающегося от общего и по объему, ибо оказывается применимым только к части объектов преступления, и по содержанию, поскольку наряду с общим констатирует специфическое, групповое. Имеет право на существование и индивидуальное понятие объекта преступления, конструирование которого должно основываться на общем и видовом понятии и, кроме того, отражать неповторимое, индивидуальное своеобразие какого-то отдельно взятого объекта посягательства.
Именно виды признаков, а стало быть и виды понятий, но никак не виды самих объектов преступлений фактически подразумевают те, кто пишет о целесообразности классификации объектов преступлений по вертикали.
2. С позиций того, что всякая классификация должна быть адекватной, соразмерной, т.е. исчерпывать объем делимого целого, необходимо сделать соответствующие акценты в так называемой классификации объектов преступления по горизонтали, в рамках которой обычно говорят о трех видах объектов.
Первый вид — основной объект преступления. Его отличительная черта — обязательность для состава преступления, вследствие чего вменение последнего возможно лишь в тех случаях, когда конкретное деяние причинило или создало угрозу причинения вреда данному объекту. Кроме того, специфический для него признак — особая значимость основного объекта по сравнению с иными объектами одного и того же состава преступления. Считается, что именно основной объект в наибольшей степени отражает общественную опасность посягательства, а значит, именно его законодатель в первую очередь ставит под уголовно-правовую охрану при конструировании уголовной правовой нормы.
Второй вид — дополнительный. Как и основной, он рассматривается в качестве обязательного для данного состава преступления со всеми вытекающими отсюда последствиями (наличие признаков дополнительного объекта в составе преступления, возможность вменения данного состава преступления лишь при условии, что дополнительному объекту причиняется или создается угроза причинения вреда, влияние признаков дополнительного объекта преступления на квалификацию содеянного и т.д.). Что же касается различий между основным и дополнительным объектами посягательства, то их видят главным образом в том, что уголовно-правовая защита последнего осуществляется не самостоятельно, а в неразрывной связи с основным объектом. В качестве типичного примера приводят состав разбоя, в котором отношения собственности объявляются основным, а личность, ее здоровье — дополнительным объектом преступления.
И, наконец, некоторые авторы считают третьим видом факультативный объект преступления, имея в виду, что, в отличие от двух уже названных, данный объект не является обязательным для состава преступления, а значит, причинение или создание угрозы причинения ему вреда не служит необходимым условием для вменения состава преступления.
Заметим, что в юридической литературе по поводу целесообразности и возможности выделения указанных видов объектов преступления высказываются и другие мнения: одно из них признает выделение дополнительных и факультативных объектов не имеющим никакой практической ценности (В.Г. Глистин); другое — рассматривает факультативный объект разновидностью дополнительного объекта (В.Я. Таций). Придерживаясь на этот счет той точки зрения, что выделение основного, дополнительного и факультативного объекта вполне обоснованно, подчеркнем два существенных момента, непосредственно касающихся объема делимого целого и которое в литературе обычно не акцентируется, но так или иначе подразумевается.
Одно из них — это то, что вычленение основного, дополнительного и факультативного объекта посягательства носит производный характер, т.е. оно предполагает в качестве своей предпосылки тезис, согласно которому действующее законодательство различает составы преступлений однообъектных и многообъектных посягательств. Ясно, что однообъектные составы преступлений оказываются за рамками деления по горизонтали. Следовательно, оно применимо лишь к тем составам преступлений, где законодателем описываются признаки по меньшей мере двух объектов. Другой момент, предлагаемый при классификации объектов преступлений на основной, дополнительный и факультативный, состоит в том, что объем делимого целого в данном случае образуют объекты не всей совокупности многообъектных составов преступлений, а только какого-то одного, отдельно взятого. Именно в пределах одного, отдельно взятого многообъектного состава преступления становится возможным с учетом конкретных его признаков различать либо основной и дополнительный, либо основной и факультативный, либо основной, дополнительный и факультативный объекты. Стало быть, имея в виду тот факт, что объекты всей совокупности преступлений по своему объему не совпадают с количество объектом одного преступления, можно сделать вывод о недопустимости отождествления классификации объектов преступления и классификации объектов преступлений.
3. При характеристике взаимосвязи членов деления, встречающихся в литературе классификаций объектов преступления, существенное внимание должно обращаться на то, что вообще понимается под объектом преступления. Для примера можно привести деление объектов, предлагаемое некоторыми авторами, по аксиологическим основаниям на объекты: а) абсолютной и относительной ценности; б) политической, экономической, моральной, материальной и иной социальной ценности; в) общественной и индивидуальной ценности; г) большей или меньшей ценности; д) общей и частной ценности; и т.д. (Д.Ю. Демидов). Если исходить из такого понимания объектов, которое видит во всяком преступлении посягательство на лиц (отдельное лицо или группу лиц), то большинство из указываемых оснований деления оказываются либо лишенными смысла (скажем, вычленение объектов политической, экономической, моральной и другой социальной ценности), либо неприемлемыми по принципиальным соображениям (в частности, различать лиц по их абсолютной или относительной ценности, больший или меньшей ценности). Но указанный автор, говоря о классификации объектов уголовно-правовой охраны, имел в виду не тех, кого защищает уголовный закон, а то, что им защищается (государственный и общественный строй, общественный порядок, жизнь, здоровье, честь и достоинство человека, имущество и т.п.). В сущности,такого рода ценности следовало бы относить не к объекту, а предмету преступления, но в любом случае основания деления того, кто защищается и того, что защищается Уголовным законом, отождествляться не могут.
4. Число членов любого деления, его практическая значимость и научная состоятельность во многом зависят от того, является ли основание классификации единым и существенным. В этой связи особый интерес представляет такое деление объектов посягательства, исходя из которого общественно опасные деяния группируются на преступления против личности, общества и государства. Что является наиболее характерным для такой классификации?
Прежде всего, её общепризнанность. Будучи известной еще со времен римского права, она всегда привлекала внимание ученых многих стран, в том числе и России. Но если в XIX — начале XX в.в. почти во всех научных трудах этому делению давалась положительная оценка, то позднее, в советской литературе, оно стало рассматриваться как неприемлемое по идеологическим соображениям. Считая его применимым лишь к буржуазному праву, ее авторы исходили из того, что в социалистическом государстве не может иметь место противопоставление личных и общественных интересов. В настоящее время подобного рода представления о взаимосвязи личности, общества и государства стали более реалистичными, в силу чего есть все основания полагать, что данная классификация не должна оставаться вне сферы внимания исследователей.
Далее. Характерной она является и с точки зрения трудности понимания используемого в ней основания, что служит главной причиной расхождения во мнениях относительно деления преступлений. Так, в отличие от римского права, различавшего преступления публичные и частные, в известном труде Чезаре Беккария с учетом направленности преступных посягательств они группировались, например, не на две, а на три разновидности: некоторые преступления, считал он, разрушают само общество или вызывают гибель того, кто является его представителем, другие нарушают личную безопасность граждан, посягая на их жизнь, имущество и честь, третьи являются действиями, которые противоречат тому, что, для общественного спокойствия и блага, закон предписывает каждому гражданину делать или не делать. Сходное, трехчленное деление преступлений позднее получило широкое распространение и в юридической литературе России, в связи с чем вычленялись, например, преступления против интересов государства, преступления против интересов общества и преступления против частно-гражданских интересов. Помимо указанных двух, наиболее часто встречающихся подходов, в истории развития уголовно-правовой мысли можно обнаружить и менее представительные по числу сторонников точки зрения на этот счет, в соответствии с которыми назывались «преступления государственные», «преступления общественные», «преступления семейственные», «преступления против прав отдельных лиц как физических, так и юридических, заключающихся в преступлениях против личности и имущества». Упуская из вида требование единства основания деления, иногда преступления делились на пять групп: «преступления против прав отдельных лиц», «преступления против половой нравственности и семейства», «преступления против общества», «преступления против государства», «преступления против религии и церкви». Имелись сторонники и восьмиразрядной классификации (Ж.П. Марат). По целевой направленности он, в частности, предлагал выделять преступления, ведущие к гибели государства, наносящие вред законной власти, посягающие на личную безопасность, нравственность, затрагивающие честь отдельного человека, подрывающие общественное спокойствие, деликты против религии и другие. Укажем также и на позицию отдельных авторов, выступающих за необходимость выделения еще большего числа видов преступных посягательств по данному критерию и еще в меньшей степени учитывающих принцип единства основания деления. При подразделении уголовных правонарушений на группы по различию объектов или предметов преступлений, по их мнению, уголовные правонарушения разделяются не на несколько, а на много групп. Например, преступления и проступки против безопасности государства отойдут в одну группу; против неприкосновенности законного авторитета или законного господства правительственной власти — в другую; против доброкачественности исполнения государственной или общественной службы — в третью; против доброкачественности денежных знаков — в четвертую; против неприкосновенности веры или религии человека — в пятую; против неприкосновенности правового состояния личности — в шестую; против жизни — в седьмую; против телесной неприкосновенности — в восьмую; против половой неприкосновенности — в девятую; против свободы — в десятую; против чести — в одиннадцатую; против имущества — в двенадцатую и т.д. (П.П. Пусторослев и др.).
Не останавливаясь на всех существующих до настоящего времени дискуссионных аспектах классификации преступлений по их направленности, нельзя не подчеркнуть ее теоретическую актуальность, особенно для более глубоко изучения понятия объекта преступления и преступления как такового. В этой связи не может не вызвать интереса, в частности, вопрос о возможности признания объектом преступления юридических лиц и государства (в целом или его органов). Казалось бы, его решение не должно вызывать больших затруднений, поскольку многие ученые считают вполне обоснованным рассмотрение юридических лиц и государства в качестве участника общественных отношений и, стало быть, как объекта преступления. Между тем есть и другая, на наш взгляд, более правильная точка зрения, сторонники которой уже не раз подчеркивали, что всякого рода социальные учреждения имеют несколько иную сущность, чем естественно исторические общности, в связи с чем не могут быть признаны участниками общественных отношений. Будучи организационной формой, органом, социальные образования, есть «объективированное, структурно оформленное орудие действия субъектов общественных отношений» (Ю.Г. Ткаченко). Последовательно развивая этот тезис, следовало бы сделать соответствующие выводы и по поводу того, правомерно ли признавать юридическое лицо и государство объектом преступления. Суть вопроса в данном случае состоит в том, кого считать объектом, например, в так называемых преступлениях против правосудия: само государство (правосудие), либо каждого члена общества, интересы которого призваны выражать государство и его органы. Придерживаясь точки зрения, что государство и его органы как таковые не должны рассматриваться участниками общественных отношений, можно утверждать: в такого рода преступлениях виновный противопоставляет себя всем тем, чьи интересы представляет государство и правосудие, и, стало быть, объектом в данном случае выступают все члены общества, а предметом преступления — организационная форма (государство, правосудие). В таком случае аналогичный подход предполагается и при характеристике направленности посягательств против порядка управления, воинских, должностных преступлений и т.д.Немаловажное значение имеет интересующая нас классификация объектов преступления, обусловливающая выделение соответствующих видов посягательств, и в практическом плане. Для законодателя она представляет особую ценность в связи с систематизацией материалов в Особенной части Уголовного кодекса, для правоприменителя — при разграничении целого ряда преступлений, в частности, при квалификации содеянного как лишения жизни лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля; посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов.